Югэн: в поисках скрытой красоты

«Красота есть истина, истина есть красота — вот всё, что мы можем познать на земле, и всё, что нам надо знать». Эти слова принадлежат Джону Китсу, одному из самых тонких и проникновенных английских лириков XIX века. Ему же принадлежит концепция «существенной красоты» (essential beauty) — красоты как сердцевины всех вещей.

Поэт обнаруживал эстетику в самых обыденных и порой даже неприглядных вещах, потому что именно в ней заключалась их истинная сущность. Мы же нередко называем «прекрасным» лишь нечто исключительное, уникальное, совершенное. Низводя таким образом все остальные явления жизни до статуса «несовершенных» и потому — не стоящих внимания.

Но разве луговое разнотравье уступает в своём очаровании белоснежным бутонам роз сорта Дэвид Остин? А в благородной патине неужели меньше эстетики, чем в блестящих поверхностях? И можно ли хрестоматийную картину Саврасова «Грачи прилетели» считать некрасивой из-за заурядного пейзажа? Джон Китс был убеждён: распознать «существенную красоту» дано лишь тем, «кто обладает проникновенным творческим воображением». Мы же уверены, что творческое воображение — это не какое-то уникальное врождённое качество. Его можно и нужно развивать.

Икэно Тайга «Наслаждаясь луной в прибрежном доме» (XVIII в.)

Учимся у японцев

В японском языке есть прекрасное слово «коморэби», которое не имеет аналогов ни в русском, ни в европейских языках. Оно означает свет солнечных лучей, пробивающийся сквозь листву деревьев. Маленькие пятна света и тени, скользящие по траве при лёгком дуновении ветерка. Японцы учатся замечать такие незначительные детали естественной красоты природы с самого детства.

А всё потому, что эстетическое образование поставлено в японских школах основательнее, чем других странах мира. Обычный второклассник пользуется красками 36 цветов и знает названия каждого из них. А урокам каллиграфии в расписании занятий уделяется значительно больше времени, чем привычному для российских младшеклассников чистописанию. Для иероглифического письма требуется совершенное владение кистью и безукоризненное чувство пропорций. Так что каждый японец с детства постигает азы живописи.

Прибавьте к этому традиционную японскую поэзию — тайка и ханку, «сюжет» которых концентрируется лишь на одном мимолётном образе. Приправьте философией ваби-саби, раскрывающей эстетику первородного несовершенства нашего мира. И вы увидите, что японская культура основана на культе красоты. Причём красоты совсем не мифического «идеала».

Совершенствование в этой культуре гораздо важнее совершенства. Тайна красоты открывается тем, кто готов вслушиваться в несказанное, любоваться невидимым. У японских живописцев даже есть такая поговорка: «Пустые места на свитке исполнены большего смысла, нежели то, что начертала на нём кисть». Красота, которая лежит в глубине вещей, не стремясь выходить на поверхность, называется «югэн» — «прелесть недосказанности».

Таков жанр суми-э — живопись намёков и недомолвок, минимальными средствами передающая суть вещей. Таковы хайку — предельно сжатые, до одно-единственного образа, стихотворения, несущие в себе поистине бездонный подтекст. Излюбленные сюжеты японского искусства — не поражающие своим великолепием пейзажи или роскошь придворной жизни. Наоборот, максимально простые, если не сказать заурядные, образы, в глубине которых художники и поэты находят источник своего вдохновения.

Ян Вермеер «Молочница» (1658-1660)

Развиваем эстетический вкус

Как же обстоят дела с «красотой» в западном мире? В традиции европейских стран эстетика никогда не была чем-то неизменным и абсолютным. Каждая эпоха выдвигала свои критерии «прекрасного». Долгое время в искусстве — а значит, и в общественном сознании — понятие красоты шло рука об руку с величественностью замысла. В поисках прекрасного художники обращались к библейским мотивам или дворцовым интерьерам. Обыденная жизнь казалась слишком незначительной и неинтересной, чтобы растрачивать на неё талант творца и дорогостоящие в то время краски.

Но уже в середине XVII века Ян Вермеер обратился в своём творчестве к совершенно заурядным сюжетам. Оказалось, в том, как простая женщина наливает молоко, пишет письмо или вышивает кружево, можно найти не меньше красоты, чем в портрете монаршей особы или в изображении великой битвы. В этом эстетика знаменитого голландца напоминает японский югэн. Постичь очарование и гармонию его полотен беглым взглядом просто невозможно. Она требует взгляда внимательного и продолжительного.

Как писал лауреат Гонкуровской премии Джонатан Литтелл, любую живопись следует смотреть «в одиночестве, в огромной, пустой галерее. Где можно бродить от одной картины к другой, куда бы ни повёл тебя глаз, приближаясь и удаляясь, как тебе заблагорассудится, и где, подтащив стул, можно просто усесться на расстоянии и смотреть». Вряд ли кому-то хоть раз выпадал шанс смотреть картины великих художников в столь недемократичной манере. Но у каждого из нас есть возможность столь же внимательно и заинтересовано присмотреться к будничной красоте, которая окружает нас буквально повсюду.

Будь то туманное осеннее утро, солнечные блики на водной глади пруда или счастливая улыбка любимого человека. Красота скрывается не только в визуальных образах. Так, украшением дня может стать шорох опавших листьев под ногами, аромат домашнего яблочного пирога и даже мягкое прикосновение шелковой пижамы к коже. Достаточно переключить фокус внимания с внутреннего монолога на окружающий мир, чтобы ухватить эти моменты. Ведь, как говорил Альбер Камю, «красота — это вечность, длящаяся мгновение».

Кано Мотонобу «Цветы и птицы в весеннем пейзаже» (XVI в.)

Настраиваем фокус внимания

«Когда б вы знали, из какого сора // Растут стихи, не ведая стыда», — писала Анна Ахматова. Конечно, её талант — один на миллион, но это не значит, что опыт поэтессы нельзя взять на заметку простым смертным. Наш мир восхитительно сложен. Это — бесконечно длинный «шведский стол» самых разнообразных вкусов и запахов, звуков и текстур, ощущений и визуальных образов. Возносить на пьедестал под названием «красота» лишь некоторые из них — значит лишать себя удовольствия от множества других явлений, с которыми мы сталкиваемся ежедневно.

Ведь даже в том, что мы по привычке называем «сором», можно найти свою прелесть и очарование. Стоит только посмотреть на обыденные детали под новым углом и уделить им чуть больше внимания, чем, как мы привыкли думать, они заслуживают. А это значит — перестать относиться к ним как к должному. И тогда даже в чашке облепихового чая или свежем запахе травы после дождя можно найти источник истинной радости и скрытую красоту жизни. И увидеть, что «прекрасное» не ограничивается только чем-то исключительным, захватывающим и грандиозным. Его хватает и за пределами модных ресторанов, художественных галерей и дорогих курортов.

Воплощением красоты могут быть не только киноматографичные пейзажи Исландии, но и деревенское поле, усеянное маргаритками. Не только изысканная ваза из богемского стекла, но и неидеальная чашка, сделанная своими руками в гончарной мастерской. Отыскать скрытую красоту можно в любом моменте жизни: наслаждаясь хрустом свежего постельного белья или вкусом домашней пасты, ароматом пряных свечей или коморэби.

Поставить мир на паузу, чтобы осмотреться, прислушаться, прочувствовать каждую деталь окружающего пейзажа и наполниться новыми ощущениями и эмоциями. Или бездумно уткнуться в экран смартфона в поисках очередной «жвачки для мозга»? Выбор за вами.

Art: Сакаи Хоицу «Дерево хурмы» (1816)