Сьюзен Зонтаг о детских мечтах, любимых писателях и телевидении

Сходу сказать, кем была Сьюзен Зонтаг, непросто. Любая биографическая статья начинается с перечисления её многочисленных профессий: драматург, сценарист, романист, театральный режиссёр, искусствовед, эссеист, критик. СМИ окрестили её публичным интеллектуалом, самым влиятельным художественным критиком XX века. За ней крепко закрепился образ автора, который способен творить литературу, просто дискутируя о ней.

Сама же Сьюзен утверждала, что пишет и разговаривает с целью выяснить, что же она думает о том или ином предмете. Она считала размышления одним из главных — и наиболее приятных — занятий в своей жизни, ведь «если не обдумать что-то как следует, велика вероятность оказаться во власти стереотипов». Зонтаг являла собой пример того, как осмысление жизни способно преобразовать её, наполнить глубиной и значением. Так что, пожалуй, слово «мыслитель» подходит ей лучше прочих.

Сьюзен Зонтаг (ок. 1964) / Photo: Paul Popper

По словам Сьюзен, «писатель — это тот, кто интересуется всем», — и лучшим подтверждением этих слов явился её собственный творческий путь. Обладающая безграничным запасом знаний, она одинаково хорошо разбиралась и в кинематографе, и в литературе, и в истории фотографии, и в политике. Писала о Бергмане, Барте, Годаре, Диане Арбус, Беньямине и Арто.

Её личная библиотека — «архив грёз», как писательница её называла — насчитывала 15 000 книг по искусству, философии, истории и психиатрии. Никогда не забывавшая об «ответственности писателя перед литературой и обществом», Зонтаг использовала свой дар слова как оружие в борьбе с ложью, несправедливостью и цинизмом, поразившими современный мир.

Сьюзен Зонтаг с сыном Дэвидом (1965) / Photo: Diane Arbus

Но и этого ей было недостаточно: задачи, которые Сьюзен ставила перед самой собой всегда выходили за рамки исключительно литературной деятельности. В 1968 году в составе делегации американских активистов, выступавших против войны во Вьетнаме, она отправилась в Ханой. В 1973, когда в Израиле началась «Война судного дня», поехала на передовую снимать фильм.

А в начале 90-х, в разгар Боснийской войны, она несколько раз посещала Сараево. Но не для того, чтобы писать о происходящем, а для того, «чтобы быть свидетелем, чтобы скорбеть, чтобы показать, как можно демонстрировать непринятие происходящего». Она считала это своим долгом не как писателя, но как простого человека, который верит в правильные поступки.

И всё же Сьюзен всегда оставалась в первую очередь писателем, человеком, преобразующим непосредственный опыт жизни в письменное слово. Будь то дневники, которые она вела на протяжении почти всей жизни, заметки, вдохновленные прочитанными книгами или театральными постановками, или глубокие и вдумчивые исследования — в книге «Болезнь как метафора» нашла отражение история её длительной и, к сожалению, безуспешной борьбы с раком.

Сьюзен Зонтаг (1972) / Photo: Jean-Regis Rouston

Она никогда не искала готовых ответов, но задавала неожиданные вопросы, изучала внутренние противоречия, лежащие в основе любого явления, и беспощадно отбрасывала затемняющие смысл метафоры: «Кто-то говорит: «Дорога прямая». Хорошо, тогда: «Дорога прямая, как струна». Что-то глубоко во мне говорит, что надо сказать: «Дорогая прямая» и ничего больше».

Сьюзен с самого детства мечтала «стать знаменитой для того, чтобы получить возможность обращаться к людям, не быть одинокой». И несмотря на то, что подавляющее большинство своих текстов она написала на непонятные широкому читателю темы, её живой ум, эмоциональное восприятие искусства и интеллектуальная неуспокоенность сделали её одной из самых заметных американских фигур второй половины XX века. Автором, пробуждающим в своих читателях лучшее.

Сьюзен Зонтаг (1974) / Photo: Jill Krementz

О детских мечтах

«Я прочитала биографию Мадам Кюри, написанную её дочерью, Евой Кюри, когда мне было около шести, так что сначала я думала, что буду заниматься химией. Затем довольно долго, почти всё детство, я хотела посвятить себя физике. Но литература поглотила меня. Чего я по-настоящему хотела, так это прожить жизнь всеми возможными способами, а жизнь писателя показалась мне достаточно полной в этом смысле».
— Интервью для The Paris Review (1995)

О чтении

«Я читаю невероятно много и по большей части довольно бездумно. Я люблю читать — так, как кому-то нравится смотреть телевизор, а вот я у телевизора начинаю клевать носом. Если у меня плохое настроение, то стоит взять какую-нибудь книгу — и настроение сразу поднимается <…> Если я не в состоянии больше выносить окружающий мир, то просто устраиваюсь с книгой на диване и уношусь, как на маленьком космическом корабле, прочь от всего».
— Джонатан Котт «Сьюзен Зонтаг. Полный текст интервью для журнала Rolling Stone» (1978)

О фотографии

«Фотографирование удостоверяет опыт и в то же время сужает — ограничивая его поисками фотогеничного, превращая опыт в изображение, в сувенир. Путешествие становится способом накопления фотографий».
— Эссе «О фотографии» (1977)

«Роль камеры в приукрашивании мира была настолько успешна, что стандарты прекрасного стала задавать фотография, а не сам мир».
— Эссе «О фотографии» (1977)

Сьюзен Зонтаг (1975) / Photo: Peter Hujar

О роли критика

«Наша задача — не отыскивать как можно больше содержания в художественной вещи, тем более не выжимать из неё то, чего там нет. <…> Функция критики — показать, что делает [произведение искусства] таким, каково оно есть, а не объяснить, что оно значит».
— Эссе «Против интерпретации» (1966)

О телевидении

«Литература рассказывает истории. Телевизор даёт информацию. Литература вовлекает. Она воспроизводит солидарность человечества. Телевидение дистанцирует — замуровывает нас в нашем собственном безразличии. Средства массовой информации ведут нарративы, предлагая нам неостанавливаемые истории в неограниченном количестве. Их потребление неутешительным образом сказалось на времени, которое образованная публика некогда уделяла чтению. Истории эти дают уроки аморальности и отчуждения, прямо противоположные тем, что воплощают в себе романы большой литературы».
— At the Same Time: Essays and Speeches (эссе 2004 года)

О своей работе

«Я пишу рывками. Я пишу, когда вынуждена, потому что напряжение нарастает и я чувствую в себе достаточно уверенности в том, что в моей голове что-то созрело и я могу записать это. Но как только я начинаю, я не хочу заниматься ничем другим. Я никуда не выхожу, часто забываю про еду, очень мало сплю. Это очень недисциплинированный способ работы и из–за этого я не очень плодовитый автор. Но мне слишком интересны многие другие вещи в этой жизни».
— Интервью для The Paris Review (1995)

«Писательство — маленькая дверца. Некоторые фантазии, подобно габаритным предметам мебели, пролезать не хотят».
— «Сознание, прикованное к плоти. Дневники и записные книжки 1964-1980»

Сьюзен Зонтаг (1978) / Photo: William E. Sauro/New York Times Co.

О разговорах с людьми

«Одиночество — это в известном смысле самый трудный аспект писательского труда, поскольку требуется наладить беседу с самой собой, что по своей сути занятие неестественное. Мне нравится разговаривать с людьми — благодаря этому я не превращаюсь в отшельницу, и общение даёт мне возможность осознать то, про что я думаю».
— Джонатан Котт «Сьюзен Зонтаг. Полный текст интервью для журнала Rolling Stone» (1978)

О задаче писателя

«Первоочередная задача писателя — хорошо писать. (И продолжать хорошо писать. Не перегорать и не жертвовать качеством ради денег.) Да не затмит убеждённый активист убеждённого слугу литературы — несравненного рассказчика».
— At the Same Time: Essays and Speeches

О худшем в людях

«Когда я вижу зависть, я воздерживаюсь от критики — дабы избежать нечистых намерений или пристрастного суждения. Я стараюсь быть благосклонной. Озлобленность у меня вызывают только безразличные люди, понять которых я не в состоянии».
— «Сознание, прикованное к плоти. Дневники и записные книжки. 1964-1980»

Сьюзен Зонтаг (1992) / Photo: Wyatt Counts

О значении книг

«Книги — не просто прихотливый свод наших снов и воспоминаний. Они дают нам образы выхода за наши собственные границы. Кто-то считает, будто чтение — всего лишь способ бегства: бегства от так называемого реального мира в воображаемый, книжный. Но смысл книг куда шире. Они — возможность быть человеком в полном смысле этого слова».
— «Письмо Борхесу» (1996)

«Роман, стоящий прочтения, воспитывает сердце. Он расширяет ваше представление о человеческих возможностях, о человеческой природе, о том, что происходит в мире. Это источник внутренних сил».
— Интервью для The Paris Review (1995)

О сострадании

«Сострадание — не стойкое чувство. Его надо перевести в действие, иначе оно глохнет. <…> Человек свыкается (если это слово годится для описания происходящего) с тем, что ему показывают [в новостях], не из-за количества обрушенных на него изображений. Отупляет — пассивность. Состояния, описываемые как апатия, моральная и эмоциональная анестезия, полны чувств: чувства эти — гнев и бессилие».
— Эссе «Смотрим на чужие страдания» (2003)

О высоком и низком искусстве

«Я выступала — и выступаю — за многообразную, разносоставную культуру. Значит ли это, что никакой иерархии нет? Отчего же, есть. Если бы я должна была выбирать между Достоевским и группой The Doors, я бы выбрала Достоевского. Но должна ли я выбирать?»
— Эссе «Против интерпретации» (1966)

Сьюзен Зонтаг (2002) / Photo: Annie Leibovitz

О любви

«Любить больно. Это как давать себя освежевать, зная, что другой человек в любой момент может просто уйти с твоей кожей».
— «Заново рождённая. Дневники и записные книжки, 1947-1963»

О непрестанном саморазвитии

«Самое ужасное, с моей точки зрения, было бы почувствовать, что я согласна со всем, что мною сказано или написано: именно это стало бы для меня самым тревожным, поскольку это означало бы что я перестала писать».
— Джонатан Котт, «Сьюзен Зонтаг. Полный текст интервью для журнала Rolling Stone» (1978)

О любимых писательницах

«Сэй-Сёнагон, Остин, Джордж Эллиот, Дикинсон, Вулф, Цветаева, Ахматова, Элизабет Бишоп, Элизабет Хардвик… И этот список куда длиннее. Потому что женщины, когда речь идёт о культуре, это меньшинство, и моё самосознание как меньшинства всегда радуется достижениям женщин. А моё самосознание как писателя радуется любому писателю, который восхищает меня, и женщины среди них встречаются не реже и не чаще, чем мужчины».
— Интервью для The Paris Review (1995)

Сьюзен Зонтаг / Photo: Annie Leibovitz

О ценности жизни

«Даже если мы умрём, не испытав вещей, которые требуем от жизни, это не будет иметь значения после смерти — мы теряем только то мгновение, в котором «пребываем» — жизнь горизонтальна, а не вертикальна — её невозможно накапливать — так что живите, а не пресмыкайтесь».
— «Заново рождённая. Дневники и записные книжки, 1947-1963»

Photo: Susan Sontag in her home by Lynn Gilbert (1979)