Сергей Рахманинов о распорядке дня, пользе одиночества и источниках вдохновения

Однажды Сергей Рахманинов сказал, что он на 85% он музыкант и лишь на 15% — человек. Пожалуй, это самая ёмкая метафора характера великого композитора. Вся его жизнь, начиная первыми занятиями фортепиано с матерью и заканчивая последним концертом, который он дал за несколько недель до смерти, была неразрывно связана с музыкой. «Сочинять музыку для меня такая же насущная потребность, как дышать или есть: это одна из необходимых функций жизни», — рассказывал он.

Путь от «подающего надежды пианиста» до «великого композитора» оказался для Рахманинова не столь простым, как можно было бы подумать, мельком взглянув на его биографию. Да, он стал первым и единственным учеником в истории консерватории, который на вступительном экзамене получил пятёрку с четырьмя плюсами от самого Чайковского. Да, по окончании обучения педагогический совет единогласно присудил ему «Большую золотую медаль». Да, его дипломная работа — опера «Алеко» — была поставлена в Большом театре.

Сергей Рахманинов (1892)

Однако за прекрасным фасадом успеха скрывались бессонные ночи, выматывающий перфекционизм и недюжинная сила воли. Композитор, пианист и дирижёр в одном лице, он всю жизнь мучился сомнениями, в чём же состоит его истинное призвание. А будучи тонко чувствующим, но чрезмерно строгим к себе, Рахманинов очень тяжело переживал неудачи. Провал Первой симфонии стал для Сергея Васильевича настоящим ударом. В течение следующих трёх лет он не мог сочинять, и с каждым днём всё глубже и глубже проваливался в депрессию. «Я был подобен человеку, которого хватил удар и у которого на долгое время отнялись и голова, и руки…», — вспоминал это тяжёлую пору композитор.

Не меньшим ударом стала для музыканта и вынужденная эмиграция. «Лишившись родины, я потерял самого себя,» — говорил он. И хотя его прекрасно принимали в Европе и Америке, он до конца своих дней считал себя русским композитором. Неизменно повторял: «Моя родина определила мой темперамент и мировоззрение. Моя музыка — детище моего темперамента, поэтому она — русская». Тем труднее поверить в то, что в это время на родине его поэмы подвергались яростным нападкам. А самого Сергея Васильевича называли композитором, «который давным-давно устарел, чья музыка есть не что иное, как жалкое подражательство и выражение реакционных настроений». Дошло до того, что все произведения Рахманинов оказались в СССР под запретом.

Сергей Рахманинов (1900)

Зарубежные музыкальные критики тоже объявляли творчество Рахманинова «неприемлемым» для XX века. Как приверженцы художественного модернизма они считали, что высокое искусство, которое идёт от сердца и не стремится эпатировать публику, «давно вышло из моды». Благо, история всё расставляет по местам. Вот и Рахманинов занял своё по праву: он заслуженно входит в плеяду величайших русских композиторов.

По словам биографа Оскара фон Риземана, «будучи услышан единожды, он остаётся со слушателем навсегда”. Мощь таланта этого музыкального гения и абсолютная честность творчества до сих пор находят отклик в сердцах слушателей всего мира. А человеческие качества Рахманинова, которых, по его словам, всего 15%, вызывают искреннее уважение. Уверенность без бахвальства, высокоморальность без желания судить, строгость, не лишённая чуткости, и сдержанная непоколебимость взглядов на жизнь восхищают сегодня не меньше, чем созданная им великолепная музыка. Читая высказывания композитора о жизни, невозможно не поддаться обаянию его ума и меткости суждений.

О себе

«Если вы хотите меня знать, то слушайте мою музыку».
— Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном (1934)

«Сочинять музыку для меня такая же насущная потребность, как дышать или есть: это одна из необходимых функций жизни. Постоянное желание писать музыку — это существующая внутри меня жажда выразить свои чувства при помощи звуков, подобно тому как я говорю, чтобы высказать свои мысли».
— Интервью музыкальному журналу «The Etude» (1941)

О фокусе внимания

«В каждый момент я могу заниматься только одним делом так, чтобы это меня удовлетворяло. Когда я концертирую, то не могу сочинять. Я это хорошо знаю, потому что несколько раз пытался написать что-нибудь в промежутках между концертами и просто-напросто не мог сосредоточиться. А когда испытываю желание сочинять, мне необходимо сконцентрировать внимание только на этом. Но тогда я не могу дотрагиваться до инструмента. Когда же дирижирую, не могу ни сочинять, ни играть. Быть может, другие музыканты счастливее меня в данном отношении; я же должен целиком отдаться тому, что меня в данный момент увлекло, а потому совершенно не в состоянии заниматься одновременно чем-то другим. Я могу делать только что-то одно».
— Интервью The Musical Observer (1921)

Сергей Рахманинов с женой Натальей в своём швейцарском имении Сенар (1930-е)

О любви

«Любовь — никогда не ослабевающий источник вдохновения. Она вдохновляет как ничто другое. Любить — значит соединить воедино счастье и силу ума. Это становится стимулом для расцвета интеллектуальной энергии».
— Интервью The Musical Observer (1927)

О творчестве

«Самая трудная проблема, стоящая и по сей день перед каждым творцом, — это быть кратким и ясным. В результате накопленного опыта художник приходит к пониманию того, что гораздо труднее быть простым, чем сложным».
— Интервью музыкальному журналу «The Etude» (1941)

Сергей Рахманинов (1920-е)

Об одиночестве

«Ничто не помогало мне больше, чем одиночество. По-моему, сочинять можно только в полном одиночестве и в полной изоляции от внешних обстоятельств, которые могут спугнуть спокойный ход мыслей».
— Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном (1934)

О миссии музыки

«Музыка композитора должна выражать дух страны, в которой он родился, его любовь, его веру и мысли, возникшие под впечатлением книг, картин, которые он любит. Она должна стать обобщением всего жизненного опыта композитора. Начните изучать шедевры любого крупного композитора, и вы найдёте в его музыке все особенности его индивидуальности. Время может изменить музыкальную технику, но оно никогда не изменит миссию музыки».
— Интервью музыкальному журналу «The Etude» (1941)

Руки Сергея Рахманинова (1943)

О своём распорядке дня

«Сегодня, например, я занимался только от 9 часов утра до 2½. Затем завтракал и сейчас пишу тебе вместо занятий. Имею час свободный и затем гулять, час. Затем играть 2 часа, а там уже вместе с курами и на покой. Таким образом на сочинение у меня есть около 4-х часов в день. Это мало».
— Письмо Н. С. Морозову (13 апреля 1907)

О взрослении

«Чем старше мы становимся, тем более теряем божественную уверенность в себе, это сокровище молодости, и всё реже переживаем минуты, когда верим, что всё сделанное нами — хорошо… Мы тоскуем по тому чувству внутреннего удовлетворения, которое не зависит от внешнего успеха… В настоящее время я всё реже бываю искренне доволен собой, всё реже сознаю, что сделанное мною — подлинное достижение».
— Интервью The Musical Times (1930)

Сергей Рахманинов за рулём своего первого автомобиля (1910)

О критиках

«Только критики умеют понимать всё с одного прослушивания. Иногда такое поспешное понимание бывает опасным. Я не осмелился бы сказать после первого прослушивания произведения — хорошее оно или плохое».
— Интервью The New York Sun (1937)

О вдохновении

«Я никогда не писал музыки в ”коммерческих целях”. Сочинение есть процесс создания новой музыкальной идеи, облачение её в красивое звучание — это священнодействие. Не могу сесть и написать ”пьесы средней трудности” — не знаю, как это делается. Тот, кто пишет настоящую музыку, не может уподобиться портному, который отрезает кусок одежды для того, чтобы она пришлась впору ребёнку. Музыку же нельзя резать ножницами. Вдохновение — это слишком серьёзное и величественное явление, чтобы обращаться с ним подобным образом, и если это допустить, то уже нет места вдохновению».
— Интервью The Musical Observer (1921)

Об искусстве

«В искусстве что-нибудь понять — значит полюбить».
— Интервью газете «Последние новости» (1933)

Сергей Рахманинов (1915)

О модернизме

«Чехов утверждал, что писать, — это значит больше вычёркивать. Писатель всегда должен иметь под рукой резинку. Мне кажется, что у современных композиторов резинки нет.
— Интервью газете «Последние новости» (1933)

«Часто мне кажется, что молодые композиторы погружаются в пучину экспериментальной музыки, не доучив свои школьные уроки. Слишком современная музыка — это сущее мошенничество, и вот почему: тот, кто сочиняет её, производит коренную ломку законов музыки, не изучив их сам… Нельзя идти на разведку нового мира, досконально не изучив старого».
— Интервью музыкальному журналу «The Etude» (1941)

О музыке

«Музыки хватит на всю жизнь, но целой жизни не хватит для музыки».
— Интервью The New York Sun (1937)