Оскар Уайльд о природе, искусстве и бутоньерках

Его обожали, им восторгались, его осуждали, им зачитывались, за ним следовали. Поэт и драматург, сказочник и романист, философ, скрытый под маской денди, и эстет, превративший саму жизнь в творческий проект.
Выпускник Оксфорда, модная икона, автор бестселлеров, осуждённый преступник, закончивший свой путь в безвестности и нищете. Биография урождённого Оскара Фингала О’Флаэрти Уиллса Уайльда, не менее увлекательная и насыщенная, чем его литературные произведения, воплотила в себе главный афоризм мастера о том, что не искусство подражает жизни, а жизнь — искусству.
Оскар Уайльд в традиционном греческом костюме (1877) / Photo Corbis via Getty Images
«В труды мои я вложил только талант. Гений я вложил в мою жизнь», — говорил Оскар Уайльд. Действительно, настолько цельный характер, в котором всё продумано и всё неслучайно, мог создать лишь гениальный ум. Экстравагантный щеголь, рождённый в семье хирурга и поэтессы, как никто овладел искусством жизни. Тем самым, о котором в середине XX века английский фотограф Сесил Битон скажет: «Искусство жить сегодня отмирает, мастеров, им владеющих, осталось на свете немногим больше, чем трубочистов».
Автор культового «Портрета Дориана Грея» не придавал особой важности своим сочинениям, настаивая на том, что литературой его амбиции и увлечения не ограничиваются. «Я саму жизнь хочу сделать произведением искусства, — писал он друзьям. — Я знаю цену хорошей строфе, но я знаю также цену розе, тонкому вину, яркому галстуку, изысканному кушанью».
Оскар Уайльд (1883) / Photo: Napoleon Sarony
В самом деле, он писал как бы между делом, когда не был занят чтением лекций и выбором костюма к ужину. И литературный opus magnum, и лимонного цвета перчатки значились для денди вещами одного порядка. Блестящая несерьёзность была таким же верным спутником Уайльда, как и зелёная гвоздика в петлице. Вот, например, как иронично он отзывался о книге Киплинга «Отважные капитаны»: «Не понимаю, почему автор решил написать роман о ловле трески. Но, возможно, мне не дано это понять, поскольку я никогда не ем треску — это слишком вульгарная рыба».
Как пишет биограф Уайльда, Ричард Эллман, пьеса «Саломея» и вовсе родилась во время беседы с приятелями за ужином — и навсегда осталась бы просто искромётным рассказом, если бы, вернувшись вечером в свой отель, Оскар не увидел на столе открытую чистую тетрадь. Так что он просто решил записать всё, что только что рассказал приятелям. Устав, отправился в кафе, где попросил цыганский оркестр исполнить музыку, подходящую под настроение пьесы, в которой «женщина танцует босиком в крови мужчины, к которому она вожделела и которого убила». Мелодия оказалась столь жуткой, что все присутствующие умолкли. Тогда Уайльд вернулся к себе и закончил работу — так появилась трагедия, в которой, по признанию некоторых критиков, эстетизм автора достиг своего апогея.
Оскар Уайльд (1882) / Photo: Napoleon Sarony
Весь творческий путь Уайльда был полон подобных полумифических историй, в которые сложно — и не обязательно — верить. Но, как говорил персонаж его диалога «Критик как художник», «люди хорошего общества интересны именно той маской, которую носит каждый из них». Уайльд настолько сросся со своей, что в решающий момент, когда ему было предъявлено обвинение в непристойном поведении (за отношения с Альфредом Дугласом, которые в викторианской Англии были вне закона), он резко отказался от предложений друзей инкогнито покинуть страну. «Жить под чужим именем, изменять свою внешность, таиться — всё это не для меня», — объяснял писатель.
Спустя два года из тюрьмы вышел уже не тот жизнелюбивый денди, которым его знали. В письме-исповеди «De profundis», написанном в годы заключения, Уайльд порывает с беззаботным прошлым, но по-прежнему сохраняет верность своему «искусству жизни», признаваясь что «намеренно спустился в самые бездны в поисках новых ощущений». Так жанр его жизнетворчества из легкомысленной комедии превращается в трагедию, не лишённую, впрочем, своей декадентской эстетики, блеска и иронии. Им мастер парадоксов оставался верен до конца.
Оскар Уайльд в Нью-Йорке (1882) / Photo: Napoleon Sarony
О знании и любви
«Можно обожать язык, не умея хорошо говорить на нём, как можно любить женщину, не зная её».
— Письмо Эдмону де Гонкуру (17 декабря 1891)
О вере
«Вера не становится истиной только потому, что кто-то за неё умирает».
— «Портрет господина У.Х.» (1889)
О своих приоритетах
«Действительность всегда видится мне сквозь дымку из слов. Я пожертвую достоверностью ради удачной фразы и готов поступиться истиной ради хорошего афоризма».
— Письмо Артуру Конан Дойлю (апрель 1891)
«Лучше наслаждаться розой, чем исследовать её корни под микроскопом».
— «Истина масок. Заметка об иллюзии» (1885)
Оскар Уайльд (1889) / Photo: W. & D. Downey/Hulton Archive/Getty Images
О ценности искусства
«Произведение искусства бесполезно, как бесполезен цветок. Ведь цветок расцветает ради собственного удовольствия. Мы получаем удовольствие в тот миг, когда любуемся им. Вот и всё, что можно сказать о нашем отношении к цветам. Конечно, человек может продать цветок и тем самым извлечь из него пользу для себя, но это не имеет ничего общего с цветком. Это не меняет его сущности. Это нечто случайное, безотносительное к нему».
— Письмо Эрнесту Бернульфу Клеггу (апрель 1891)
О пороках
«Нет порока страшнее, чем душевная пустота».
— «De Profundis» (1897)
Об удовольствиях
«Я обожаю простые удовольствия, они — последнее прибежище для сложных натур».
— «Портрет Дориана Грея» (1890)
О бутоньерках
«Хорошо подобранная бутоньерка — единственная связь между искусством и природой».
— «Заветы молодому поколению» (1894)
Оскар Уайльд и Альфред Дуглас (1893) / Photo: Gillman & Co/Hulton Archive/Getty Images
О популярности
«Популярность — это лавровый венок, которым мир венчает плохое искусство. Всё, что популярно, негодно»
— Лекция «Ценность искусства в домашнем быту» (30 июля 1883)
О подражании
«Как это ни кажется парадоксальным, но справедливо, однако, что жизнь больше подражает искусству, нежели искусство подражает жизни».
— «Упадок лжи» (1889)
О вдохновении
«Мне очень жаль, но нельзя создать нечто художественное, если у тебя нет творческого настроения; у меня это явно не получается. Иногда я месяцами бьюсь над какой-нибудь вещью — и без всякого толка; в другой же раз я напишу её за пару недель».
— Письмо Джорджу Александеру (2 февраля 1891)
О ненависти
«Ненависть, с точки зрения разума, есть вечное отрицание. А с точки зрения чувства — это один из видов атрофии, умерщвляющей всё, кроме себя самой».
— «De profundis» (1897)
Оскар Уайльд в Риме (1900) / Photo: National Portrait Gallery, London
О главной цели в жизни
«Цель жизни — самовыражение. Проявить во всей полноте свою сущность — вот для чего мы живём».
— «Портрет Дориана Грея» (1890)
О книгах
«Если мы не можем насладиться книгой, перечитывая ее без конца, то её вовсе не стоит читать».
— «Упадок лжи» (1889)
«Советовать людям, что нужно читать, как правило, либо бесполезно, либо вредно: ведь понимание литературы — вопрос характера, а не обучения».
— Письмо редактору «Пэлл-Мэлл газетт» (февраль 1886)
«Да и зачем читать до конца? Чтобы узнать возраст и вкус вина, никто не станет выпивать весь бочонок. В полчаса можно безошибочно установить, стоит книга чего-нибудь или нет. Хватит и десяти минут, если обладать инстинктивным чувством формы. Кому охота тащиться через весь скучный волюм? Довольно и первой пробы — я думаю, более чем довольно».
— «Критик как художник» (1891)
Анри де Тулуз-Лотрек «Портрет Оскара Уайльда» (1895)
О круге общения
«Люди, среди которых отныне мне хочется быть, — это художники и те, кто страдал: те, кто познал Прекрасное, и те, кто познал Скорбь, — меня больше никто не интересует».
— «De profundis» (1897)
О глупостях
«Всякий раз, как со мной соглашаются, я чувствую, что сболтнул глупость».
— «Веер леди Уиндермир» (1893)
О счастье
«Я умею быть совершенно счастливым наедине с собой. Да кто же не был бы счастлив, владея свободой, книгами, цветами и луной?»
— «De profundis» (1897)
О будущей жизни
«Если мне суждено родиться вновь, я хотел бы родиться цветком — никакой души, зато совершенная красота. Возможно за грехи мои я буду превращён в алую герань!»
— Письмо Г. К. Мэрильеру (1885)
Photo: Oscar Wilde by Napoleon Sarony (1882)